A.Cannabis & Белый Умка (с) 1999 г.

      СКАЗКИ АВТОВОКЗАЛА

Спасибо Акуле.
Спасибо автовокзалу за то что пугает нас.
Спасибо Натахе и Флакону за чтение этого бреда.
Спасибо псу Акселератору за то что все это время сидел рядом с высунутым языком.
Special thanks создателям "Fallout 2".
Спасибо нам любимым. Просто так.
Спасибо чаю за то что не давал спать.
Спасибо всем, строчки из чьих произведений процитированы здесь.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

      Капли дождя падают с крыш как дурь в вену. Такие свирепые дела...
      Такие сальные морды машин скалятся в предсмертном зевке. Освещают потолок твоей комнаты.

1. Новая ночь

      Тихо. Еще тише. Будете разговаривать -- я вам хрен буду сказки рассказывать.
      Прошлой ночью выпал первый снег. Он пришел как шпион. Его никто не видел. Только девочка, что живет напротив, всю ночь смотрела в окно, прижимая своего плюшевого мишку к груди. А у него горели глаза. Ясным, злым светом. А она продолжала смотреть на застывший город и медленные точки снега. Я это знаю. Я ее видел.
      Потом пришел дворник. В пять часов утра. Прошел своими сапогами по яркому ковру и изнасиловал снег. Достал лопаты и вскрыл ему артерию. Снег заплакал грязью и потек в кишку канализации, наполняя жизнью утробу города. Снег плакал черным.
      Прошел еще день и от снега ни осталось ничего. Ночь была грязной и вонючей. Я пошел на работу.
      Автовокзал встретил меня настороженными дверьми в никуда. Отсюда уезжают люди и не возвращаются больше никогда. Не возвращаются теми, кем были раньше. В голодных глазах мелькают кружки пива и окурки сигарет. Единственное напоминание о тех, кто еще недавно существовал. Бритые затылки мелькают в толпе. И бритые мысли метаются под потолком, ищут выход из ниоткуда в никуда. Спариваются прямо в воздухе и порождают попсовые ужасы. Они кричат и рыдают, они знают, куда они попали в отличие от своих хозяев. Это все днем, а сейчас, ночью, в здании пусто.
      Пусто и тихо как после выстрела в затылок. И удивленные глаза летят в темноту зала пропахшего дымом сигарет. Кошки спят и не слышат выстрелов.
      Вот еще одна и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще...
      Кошки знают что я добрый, они не боятся меня. Они знают, им будет хорошо там, куда они уйдут.
      и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще...
      Все. Кошки, одна за другой разбредаются по городу. Слепо тыкаются носами в стены. Выходят на дороги, где их давят машины и они пустыми глазницами пялятся в сиреневое, предутреннее небо и их морды щерятся в добрых, умиротворенных улыбках.
      и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще...

2. Новое утро

      Я иду спать. Люди идут на работу. Тянут за руки заспанных, не успевших проснуться детей.
      "Мама, смотри мертвая кошечка"
      "Иди, обалдуй, в садик опоздаем"
      "Мама, почему их так много, мама?"
      "Быстрей"
      "Мама, а мертвые хотят кушать?"
      "Мертвые ничего не хотят"
      "Мама, они слепые"
      "Не фантазируй. Опять что-нибудь ночью приснится. Я не вижу кошек"
      Тянут зареванных детей за собой во взрослую, правильную жизнь и сами ни хрена не помнят о том, как в далеком детстве их безграничная жалость плакала над слепыми улыбающимися кошками, распятыми на дорогах. Не помнят, как по ночам плюшевые зайчики, мишки и собачки залазили к ним под одеяла и рассказывали им о ядерной весне и пуговицы, заменяющие игрушкам глаза отбрасывали мертвый радиоактивный свет будущей войны на стены заключенные в грязные обои. Не помнят ужас темных углов квартиры, который медленно жрет мозг.
      Они помнят только о деньгах. Мятых засаленных бумажках. Они думают только о выборах и верят только ценам на продукты. Идеал -- блядство. Вера -- потаскуха. Тоска и вечный трах со своим мозгом в поисках истины.
      "Мама, смотри, идет человек"
      "Нехорошо показывать пальцем"
      "Мама у него в руках палка"
      "Не смотри на него, он больной"
      "Мама, он мне вчера приснился"
      "Не говори ерунды"
      "Он зовет меня, мама. Зовет к себе. Пусти меня к нему"

      А потом в автовокзал начинают заходить люди. Вы никогда не обращали внимание на то, сколько плачущий детей бывает там? И не обращайте, все равно не поймете. Это будет стоить вам жизни.
      Глаза устилают пол. Глаза с вертикальными зрачками смотрят с немым восторгом на входящих людей. Но видят лишь детей. И дети наблюдают за тем, как подошвы давят глазные яблоки и те расползаются слизью.
      "Чпок"
      и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще...
      Дети знают, так надо.
      "Чпок"
      Дети знают, так будет.
      "Чпок"
      Это все так просто и нужно, как окна раскрытые наружу. Окна зовущие к себе. Потолок в морщинах, как карта неизведанных земель. Старые книги. Небо дышащее перегаром. Небо раскрытое только для них.
      Так будет всегда, пока рождается страх.

3. Новый вечер

      "Чпок"
      Это дверной замок. Уборщицы, сметающие окурки, смятые билеты и раздавленные кошачьи глаза. Метут детский страх по урнам.
      А вы знаете, зачем вороны летят на свалку? Жрут детский страх и гадят на головы прохожих. Царьки природы матерятся и грозят небу кулачками. А вороны смеются.
      "Чпок"
      Получайте переваренный страх. Вы не замечали как после пролета ворон, над городом расползается паника, забивается в сырые углы подвалов, чтобы ночью вернуться в сны детей?
      Запирайте двери на все замки, замочки и цепочки. Они идут. Подпирайте двери швабрами. Они уже рядом. Стреляйте им в затылок, если увидите их своими воспаленными глазками. Хотя, скажу вам по секрету, увижу их лишь я. Я -- незабывший детские страхи. Я -- работающий сторожем страха на автовокзале.

 

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

      Странник переступил через порог и чуть ли не наступил на Плюшевого Медвежонка.
      -- Джет, -- сказал тот, сверкая пуговицами глаз.
      -- Где? -- спросил Странник.
      -- Там, -- констатировал медвежонок и качнул головой в проем следующей двери.

1. Полный рулез

      Было холодно. Странник думал, что в аду должно быть жарко. Вышло наоборот. Первая надпись в этом городе гласила: "Умирая, возьми с собой теплые вещи".
      По пустым улочкам города ветер гонял обрывки бумаги и использованные презервативы -- все что осталось от человечества. А за Странником наблюдали внимательные, умные глаза.
      Липкие волосы спадали на лоб Странника, мешали смотреть вперед. Переда не было. А зад был в потертых кожаных штанах. Они оглушительно скрипели в тишине мертвого города.
      -- Рулез! -- крикнул Странник в серое небо. С телеграфного столба неуклюже взлетел двухголовый гриф и медленно набрал высоту. Вскоре он исчез в пыли.
      Хотелось джета. Последняя доза была восхитительна. Черт побери, где этот Зайчик достал такую дрянь?! Ломка приходит незаметно и бьет по затылку. И тогда мир становится черно-белым. Если не потеряешь сознание, считай тебе повезло.
      Болел бок порванный смертокогом. Да к тому же Странник умудрился оттяпать себе половину большого пальца на левой руке, когда готовил жаркое из этого самого смертекога. Хотелось джета...

      * * *

      Пески замели это здание до окон первого этажа. На фасаде выбитым ртом щерилась надпись

АВ ОВО ЗАЛ

      Духи говорят, что в таких местах много пыли, Пыли Страха.

      Около входа толпились игрушки. Где-то в середине толпы начиналась драка. Какой-то резиновый жираф отчаянно визжал, вырываясь из лап полосатого котенка, и старался попасть Полосатому в пищалку, зашитую в животе. Полосатый обзывал Жирафа вонючим брахмином и обещал вырасти большим и загрызть насмерть этого нахала.
      Как только звери заметили Странника, драка закончилась, а от толпы отделился Медведь, подошел к человеку, дернул его за штанину и спросил деловым тоном:
      -- Ну что, пойдешь внутрь?
      Странник ничего не сказал, взял делового Медведя за лапу и кинул его в толпу.
      -- Почем у вас джет?
      -- Ну, дядя, как везде. Поллитра на поллитру.
      Странник вошел внутрь.

2. Страх страха

      Духи не обманули. На полу, тут и там была щедро разбросана Пыль. Джета хватит на месяц. Если... Если я выйду отсюда живым, если мой страх не ляжет еще одной горсточкой пыли на полу. А его во мне много.
      Странник упал на колени, дрожащими руками достал из вещмешка литровую пластмассовую бутылку и открутил пробку. Серые губы шептали:

      "Раз, два, три четыре, пять
      Кто боится -- дружно в ряд.
      Три, четыре, раз, два
      Покатилась голова".

      Пыль стекала ручейком по пальцам вниз в прожорливое горлышко бутылки.

      "Десять, девять, восемь, семь
      Не боюсь себя совсем.
      Восемь, девять, раз, два, три
      Еще раз все повтори".

      Бутылка почти полная. Неужели все пройдет нормально... Неужели...

      "Три, четыре, восемь, пять
      Пыльный дядька ляжет спать".

      Если бы. Неожиданно остановилось сердце. В глазах заплясали пятнышки света.

      Акула...

      Невидимые пальцы нащупали кадык и медленно сжались.

      -- Акула, отпусти! Акула, я страх.
      -- Не-а, страх здесь я, -- заскрипел голос. -- Откуда здесь страхи кроме меня? Дай бог, триста лет подряд тусуюсь по вокзалу, тебя не видел не разу.
      -- Акула, я твой страх. Ты меня помнишь?
      Невидимые пальцы задрожали.
      -- Акула, помнишь камни? Может быть, ты забыл детей, заглядывающих в люк?
      -- Помню. Зачем ты здесь? Тебя давно не было.
      -- Все возвращается на круги своя, Акула. Страх пожирает страх.
      -- Я понял. Уходи.
      -- А Пыль?
      -- Пыль моя и ничья больше.

3. Пыли нет

      Странник вышел на ступеньки. Бетон уже остывал. Звери столпились вокруг человека и загалдели все разом. Детские души тянулись к Пыли. Детские души изголодались в плюшевой оболочке.
      -- Нет Пыли.
      -- Как нет, -- спросил наглый Медведь. -- Ты что?
      -- Так. Нет и все. Пойди проверь.
      Медведь скуксился и затерялся в толпе.
      -- Нет Пыли -- нет джета, -- проблеял Ягненок, показал язык и отвернулся.

* * *

      Странник ночевал на окраине города в каком-то сыром подвале. Джет становился чем-то недосягаемым. "Хрен с ним, с джетом, сам хоть живым остался. Мало что ли пыли в других местах" -- подумал Странник, повернулся на другой бок и заснул. Ему снились глаза кошек. Глаза, рассыпанные по полу и смотрящие на него узкими щелочками зрачков. Поганая весна продолжала набирать обороты.
      Утром Странник посмотрел на город, вздохнул и пошел вперед. Переда не было.

      "Восемь, девять, раз, два, три
      Ты за спину не смотри.
      Девять, десять, восемь, семь
      Пыльный дядька глух и нем"

      

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

      ... А еще эта маленькая сука писается в постель. Хотя мне абсолютно по-пистолету, я же за ней не стираю. Когда-нибудь мое терпение лопнет и я отправлю ее к теще, пускай крутятся как хотят.

1. Крыса

      -- Клавка! Твою дивизию, где ты есть?!
      Уже десять утра, воскресенье. Вчера вечером было хорошо. Или хорошо было уже ночью? Какая разница. Где эта дура?
      -- Клавка, иди сюда...
      По коридору прошаркали тапки и в дверь просунулась морда этой крысы. На голове торчала пародия на бантик. Когда-то он был синего цвета.
      -- Че надо-то? -- и скривилась в гримасе кислого отвращения.
      -- Я те почекаю, так чекну, что все чекалки повылетают, поняла?
      -- Ну?
      -- Иди, блин, к тетке Шурке, пусть в долг бутылку даст.
      -- Фиг она тебе даст, ты ей вчера дверь облевал, с утра матов было... -- Клавка задумалась и закончила фразу: -- на полземного шара.
      -- Иди, говорю.
      Бантик скрылся за дверью. Хлопнула дверь в подъезд, как будто обухом по голове.

* * *

      Клавке было всего шесть лет, но она знала уже достаточно слов из богатого родного языка, чтобы умело им пользоваться в очередях и перепалках с папаней-алкоголиком. Клавке было всего шесть лет, но она уже увидела столько грязи в этой жизни, ну... примерно на полземного шара.
      Она прыгала по ступенькам, спускаясь на второй этаж. За ней волочился на поводке единственный ее приятель в этом засранном мире -плюшевый щенок. На его ошейнике болтался жетон с еле видной надписью: "Джет". Джет -- так звали этого истрепанного зверя. Клавка прыгала по ступенькам и бормотала себе под нос считалочку, которая приснилась ей ночью месяц назад, ночью когда выпал снег. Ночью, когда она заснула стоя, заснула у окна.

      "Раз, два, три четыре, пять
      Кто боится -- дружно в ряд.
      Три, четыре, раз, два
      Покатилась голова"

      Когда она проснулась, снег уже перестал. А на подоконнике валялся медведь Иннокентий, которого она так ненавидела. Она его сожгла в тот же день. Он громко кричал и плакал раскаленными пуговицами глаз. А зачем он смотрел на нее по ночам? Зачем он ее тянул к окну и шептал своим сиплым голосом: "Прыгни и ты будешь жить весной, вечной весной вместе с нами".
      Она его сожгла. Воняло горелой ватой, а она стояла и смотрела как горит ее враг Иннокентий.

* * *

      Через неделю Клавка нашла Джета. Он лежал в подъезде у батареи центрального отопления и хриплым голосом орал песни.
      -- Ты чего орешь? -- спросила она.
      -- Когда поешь не очень страшно. Наверное. -- он набычился и его уши прижались к голове. Он ждал что его ударят.
      -- А почему тебе страшно? -- спросила она.
      -- Разве должна быть причина? Это же страх.
      -- А как тебя зовут? Шарик?
      -- Сама ты Шарик. У меня вот на жетоне написано. -- Он гордо выпятил грудь.
      -- А я читать не умею.
      Проходящая мимо соседка покачала головой: "Неужели отец ее спаивать начал? Кошмар, у девочки горячка. Разговаривает сама с собой". И уже через минуту продолжала подсчитывать в уме, сколько ей надо денег для похода на рынок.
      -- Смотри, -- сказал пес, -- здесь написано что я Джет. Джет. Меня так зовут. Я породистый. Я сильный. Я умею петь.
      -- Ага, я слышала. А что такое "Джет"?
      -- Не знаю. Вот как тебя зовут?
      -- Клавка.
      -- А что такое "Клавка"?
      -- Ну... Имя это такое.
      Пес ухмыльнулся:
      -- Вот видишь. Акула тоже не знает что такое "Джет", а он самый умный.
      Так они познакомились.

2. Зажигалка

      -- Теть Шур, открой. Теть Шур, меня пахан прислал.
      Дверь приоткрылась и на пороге появилась тетка необъятных размеров. Бигуди на ее голове смотрелись как танки на поле боя. От нее воняло борщом и потом.
      -- Ты, Клавка, больше не приходи. Нет водки. Вчера, вот, менты приходили, протокол написали. Говорят, штрафовать будут. Нет у меня водки.
      Дверь закрылась. Лампа дневного света моргала над головой Клавки. Глаза слезились.
      -- Теть Шур, батька меня побьет, он же с похмелья.
      Ответом было молчание подъезда пропахшего кошачьей мочой.

* * *

      Первый удар, он самый неприятный. По голове. Аж в глазах темно. Она подымает лицо и видит отца, который смотрит на нее раскаленными пуговицами.
      -- Иннокентий, -- кричит она, -- Иннокентий, не надо.
      -- Я те покажу, как отца обзывать! Я тебя, сука...
      Кровь хлынула из носа, пошла в горло. Железный привкус -- забавно.
      -- Иди отсюда крыса...
      Слезы были потом. А еще потом была ярость.

      "Десять, девять, восемь, семь
      Не боюсь себя совсем.
      Восемь, девять, раз, два, три
      Еще раз все повтори"

      "Я его убью. Джет, я его убью, клянусь".
      Щенок молчал. Стены сдвинулись над Клавкой. С фотографии смотрела мать. Укоризненно качала головой. Февральский день полиэтиленом запаковал комнату в серые тени.
      Джет шевельнулся, повернул голову и уставился на полку. На полке лежала зажигалка.

3. Искра

      Вечером квартира ожила. Стук в дверь. Клавка пошла открывать. Перед ней стоял Борик.
      -- А, привет. Папаня живой?
      Клавка ничего не сказала, повернулась и исчезла в сумерках коридора.
      -- Вася! Встречай скорую помощь. Твой доктор-похметолог уже здесь.
      Борик прошел не снимая ботинок в комнату и достал из кармана замусоленного пиджака мутненькую.
      -- Смотри кто пришел, еклмн!
      Потом пришли еще два кента. Один из них был уже в норме и все время пытался хлопнуть Клавку по попке. Все смеялись и подшучивали над готовым: "Что, на молоденьких потянуло?"
      Клавка увернулась от готового и выскочила из комнаты.
      -- Васек, что-то у тебя газом тянет не по детски. Или ты гороха наелся?
      -- Это ты, Борик, пришел и воздух испортил, -- хмуро произнес отец.
      Хотя он уже принял на грудь, руки продолжали дрожать и изнутри его грыз какой-то зверь. Шептал ему:
      "Беги, беги"
      В комнату зашла Клавка. Кенты как по команде обернулись и уставились на нее.
      -- Иди, крыса, иди отсюда, -- прохрипел отец.
      Клавка ничего не сказала, вытянула руку сжатую в кулак, распрямила непослушные пальцы. На ладони лежала зажигалка. Простая одноразовая зажигалка.
      -- Ты чего же, зараза, без разрешения мои вещи берешь, а? Я ж тебя сейчас...
      -- Батя, не надо.

      Он встал из за стола.
      Она улыбнулась.
      Он сделал шаг.
      Она взяла зажигалку поудобнее.
      Он сделал еще один шаг.
      Она крепко прижала Джета к своей груди.
      Он замахнулся рукой.
      Она чиркнула кремешком.
      Он услышал как плюшевый щенок запел.

      "Три, четыре, восемь, пять
      Пыльный дядька ляжет спать"

      Искра выскочила из-под кремешка и голубой язычок заплясал в ладони Клавки.

4. БУМ

      Взрыв был сильный. На полземного шара.

 

ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ

      И тут они сдвинули два своих кресла. И один сказал,
      -- Слушай:
      "Я упал на землю
      И осквернил снег
      Я обвенчался с жизнью
      И впитывал ее мозгом костей..."
      Это написал Джим...

1. Смерть

      Я хотел жрать, больше чем медведь бороться. Под лапами чавкает грязь пополам со снегом. А Чапик недавно умер. Он был моим другом. Он был моим братом. Наверное просто был.
      От лотка невыносимо тянет пирожками. С мясом. Такие вкусные, сочные и румяные. Румяные как солнце. Я искусал бы кого угодно, только за один кусок такого пирожка.
      Ноги. Разные. Одни в калошах, другие в дорогих сапогах. Ходят. Туда и обратно. Сюда и напротив. Снова и снова. Ноги...
      Ветер. Такой холодный и сырой. Кидает в морду пригоршни снега. Глаза слезятся и просят любви. Хотя какая любовь у нас, у собак?
      Кстати, я забыл представиться. Меня зовут Джет. Я собака. Бездомный пес. Автовокзальный пес. Как и у любого из псов у меня была жизнь до этого. Как и и любой пес я помню эту жизнь очень смутно. Я помню зажигалку. Я помню искру. А еще я помню вот что:

      "Восемь, девять, раз, два, три
      Ты за спину не смотри.
      Девять, десять, восемь, семь
      Пыльный дядька глух и нем"

      Может быть вы помните, откуда это? Если помните, придите на автовокзал, найдите меня, я все время сижу у лотка с пирожками. Придите и расскажите мне все что вы знаете. Я буду рад.
      Все смеются надо мной. Только Чапик никогда не смеялся.
      А еще я помню Акулу, но он не помнит меня. Он проходит мимо, улыбается чему-то, иногда дает чего-нибудь. Кусок хлеба или остатки пирожка. А может дать и палкой под зад. Но вы не подумайте плохого, он добрый, он хороший, он много знает. Последнее время его не видно. Некоторые псы говорят, что его убили. Смешно. Он ведь бессмертен. Он был всегда. Он будет всегда.

* * *

      Пришли люди в форме. Оцепили вокзал. Потом началась стрельба. Стреляли во всех кто бежал. Я тоже бежал. Но в меня не стреляли. Много чести. Я ведь просто собака, а не враг режима. Я было подумал, что это собачники, но потом вспомнил, что живодеры по людям не стреляют. Пока.
      Некоторые из них висят на фонарных столбах с табличками на груди на которых написано:
      "God, save our evil"
      Они смотрят пустыми глазницами на проходящих мимо людей. Это забавно. Иногда собаки собираются около повешенных и смеются, ставят метки на этих столбах. А меня всегда пугала смерть. Смерть с перекошенным ртом. Смерть с плетью в руке. Я часто встречаю ее. Она ходит среди людей. Ловко тусуется в толпе, уворачивается от столкновений. На ней потрепанные джинсы и кроссовки. На ней майка с надписью на груди: "Все будет хорошо". Подходит к кому-нибудь и целует его в щеку. А завтра он уходит.

2. Жизнь

      Я познакомился с молодой сучкой. Когда я спросил как ее зовут, она ответила:
      -- Жизнь.
      У нее была течка. У нее были глаза цвета боли. Она была худая, она вечно хотела есть. Я приносил ей объедки. Она ласково смотрела на меня и съедала все это, ела и стеснялась поднять на меня глаза. А я гордо смотрел на нее и думал о том, что мы теперь муж и жена, мы всегда будем вместе.
      Потом пришли живодеры. Как всегда их никто не ждал.
      Людям нужно мыло. Мыло из нашего жира. Людям нужны свечки. Людям нужен покой.
      Я мчался быстрее урагана. Снег залепил мне всю морду. Ветер выбил мне все слезы из глаз. Поэтому я не смог плакать, когда увидел как один из собачников тащил Жизнь в машину. А за ней тянулся след из крови. Ее крови. Крови моей жены. Я прыгнул на спину человека с ружьем. Он пошатнулся, но устоял. Повернулся ко мне, прищурился и сказал:
      -- Беспонтовый прыжок, приятель.
      Поднял ружье, прицелился и улыбнулся.
      Я проскочил между его широко раставленных ног. Я убежал. Но я успел услышать, как он процедил сквозь зубы:
      -- Беспонтово.
      Но я успел заметить, что он совсем молодой по человеческим меркам.
      Но я еще не понял, что моей жены нет. Жизни больше нет.

* * *

      Все. Я думал, что у нас будут щенки. Я мечтал о доброй хозяйке, которая придет однажды к лотку, поднимет мою морду своими теплыми и ласковыми пальцами и скажет:
      -- Пойдем, Джет. Война кончилась. Забирай свою Жизнь и пойдем. У нее скоро будут щенки, твои дети. Пойдем Джет. А взрыв тебе приснился. Я живая и ты живой. У тебя будет свой дом, Джет, я обещаю.
      Я ненавижу снег. Я ненавижу его липкие поцелуи в мой нос. Дайте мне глобус. Я покрашу его в черный цвет. Я буду выть на главной площади города. Я буду всегда за спиной. За вашей спиной.
      Жизни больше нет.

3. Голгофа

      Кровь. Соленая на вкус. Приятная и теплая. Оказывается, люди быстро сдаются. Оказывается, люди боятся меня. Они, даже мертвые, боятся меня. Остаются на снегу в позе зародыша, их пальцы царапают корку льда. Их губы шепчут: "Мама".
      В этот момент они похожи на моих неродившихся щенков. В этот момент все возвращается на круги своя. Они возвращаются обратно. Обратно в пустыню. Обратно в ядерную весну. Они улыбаются.
      Я так хочу найти того молодого живодера. Я хочу увидеть его кровь на снегу. А его все нет и нет.
      Мне приснился Акула. Он сказал:
      -- Ты накажешь его, Джет. Вот увидишь.
      Я спросил:
      -- Он умрет?
      Акула засмеялся:
      -- Хуже, намного хуже. Он никогда не умрет.
      Я завилял хвостом. Акула почесал меня за ухом и ушел. Теперь уже навсегда.

* * *

      Они все-таки поймали меня. Они меня убили не сразу.
      ... Я вцепился в запястье одного из них. Он закричал и ударил меня прикладом своего ружья. Я не чувствовал боли, я смеялся сквозь зубы. Канаты его сухожилий трещали и лопались одно за другим.
      -- Еб..., уберите его от меня. Пашка, застрели его.
      Меня не убили сразу. Просто оглушили сзади, коротким и точным ударом.
      Темнота.
      Вспышка.
      Снова темнота.
      Спать, так хочется спать...

* * *

      И тут пришел день.

      Я не смог встать, мне перебили лапы. В трех шагах миска с водой, а мне смешно до слез -- не могу доползти. Язык во рту как кусок довоенной докторской колбасы обернутый в наждачку.
      Скрип двери. На клетку упала полоса света из соседней комнаты. Вошел человек. Завонял перегаром и страхом. Рука забинтована. Глаза пустые.
      -- Что, очухался?
      Я повернул тяжелую голову. Язык вывалился на деревянный пол. Из рваной раны потекла кровь.
      Хлынул дождь из ведра. Я зажмурился от удовольствия.
      -- Судить тебя будем, убийца.
      Человек захлопнул дверь. В соседних клетках повизгивали собаки.

4. Я получил эту роль

      Первый гвоздь вошел в переднюю лапу. Я завыл глядя на полную луну, заглядывавшую в окно.

      Стоп. Я вспомнил. Я знаю что они делают. Видел. Какая-то бабушка продавала чудные картинки на рынке. Почти голый человек висит на кресте, на его голове колючий венок. Как больно и странно.
      Второй гвоздь.
      Тут молодой живодер принес кусок колючей проволоки. А вот и венок. Смеются, шутят и показывают на меня пальцем.
      -- Смотрите, собачий Бог!
      Смотрите на меня, я собачий Бог. Я ухожу. Скоро я встречу ее, мою жену. Скоро я встречу своих детей. Вот уже поют трубы. Темнеет. Совсем... темно...

      "Я упал на землю
      И осквернил снег"
      А потом я умер.

      

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

      -- Мышъ, -- сказал я, -- смотри, как интересно. Смотри...
      По улице шли собаки, много собак. Они плакали.

1. Санитар

      Павлик был хорошим мальчиком. Я даже подозреваю, что он любил своих родителей. А впрочем не знаю, Павлик вообще загадочный парень был. Вроде как и мальчик, а бывало возьмет обрез и сразу видно -- мужчина. Спрячет обрез под плащ и пойдет по городу. Собак бездомных стреляет. А иногда сядет на скамейку в скверике и сквозь прицел смотрит на детишек, которые играются на газонах. Мамы, молодые и не очень, сразу волноваться начинают, детей подмышки хватают и по домам бегут. Прячутся, значит. Да ладно бы прятались, а некоторые даже в милицию звонят и кричат голосами визгливыми, мол: "Там в скверике мальчик с обрезом, сидит и в наших детей целится, поубивать их всех хочет наверное". А милиционер дежурный говорит: "А, это наверное Павлик! Он хороший мальчик, он шутит. Зря вы, мамаши, волнуетесь. Он стреляет только по собачкам бездомным, стало быть городу пользу приносит, санитар, понимаешь".
      Привыкла вся милиция к Павлику и его обрезу. А мамы, молодые и не очень, ну никак не привыкнут. Да и где тут привыкнешь. Кто его знает, Павлика-то, вдруг палить начнет во все стороны. Поубивает детей, жалко будет, все-таки родные детки, не собачки беспризорные какие-нибудь...
      А Павлик посидит, посмеется. Уж больно смешно бывает, когда мамы с детками убегают. Посидит, посмеется, потом ему скучно станет, он обрез под плащ спрячет и пойдет домой обедать. А дома мама Павлика, Екатерина Григорьевна, уже борщ приготовила и хлеб нарезала. Сидит у окошка и ждет когда Павлуша с прогулки вернется изголодавшись. Павлик заходит и кричит с порога: "Дай, мать пожрать чего-нибудь, а то я устал чегой-то". Ну тут мама ему несет борщик, пампушки с чесночком, и другие кайфы. Павлик поест, устало рыгнет и в ночную смену собирается, за собачками стало быть. Мама кричит Павлику с кухни: "Павлуша, а как у тебя дела в школе?". А Павлик дуло обреза чистит, иногда в дуло это заглядывает, прищурив один глаз и говорит сквозь зубы: "Беспонтово, мать!" и снова дуло чистит.

2. Лирическое отступление

      Должно мне сказать, что достопочтенная Екатерина Григорьевна в молодежном сленге слабо разбиралась и слово "Беспонтово" ассоциировалось у нее с состоянием сладостной неги и полного удовлетворения. Окромя таких образов ничего более конкретного в голове мамы Павлуши не возникало. Поэтому Екатерина Григорьевна, кивнув своей головой в модном парике, продолжала хлопотать по хозяйским делам и напевать добрые и чуть-чуть грустные украинские народные песни. Безбожно фальшивила и перевирала красивый украинский язык, да много ли возьмешь с женщины с техническим средним специальным... Да и подозрение возникает у автора этих строк, что песни эти на самом деле не народные, а придумывались прямо здесь -- на кухне Павлушиной семьи. Да и Бог с ними с песнями, стихами и прочими балалайками -- не о них речь идет.
      Каюсь, короткая память у автора и может он увлечься чем-нибудь посторонним, и забыть о главной линии повествования. С удовольствием бы поговорил на тему высокого искусства. Увы, не можно, сан не позволяет.
      Так вот, Павлик одевал свою любимую кожаную куртку и уходил в ночь. "Ну и хрен с ним, с Павликом" -- скажите вы. Ну собачек он валит из ружа своего и ладно, все меньше животных по городу мотается. А действительно -- хрен с ним, с Павликом. Мальчик как мальчик, только вот так я и не узнал любил он своих родителей или нет.
      Ко мне тут на днях Мышъ пришел. Вы можете сказать: "Во, врет! Мышъ в Москве живет, что он к тебе заходил-то?". А вот не знаю, пришел и все тут. Пришел и говорит: "Привет, Тараканище, я вот всю ночь не спал и думал, как Павлик, живой?". Я ему рассказал все последние новости про мальчика с обрезом. Долго рассказывал, я ведь отвлекаться умею конкретно, не то что некоторые. Некоторые как начнут рассказывать про какой-нибудь случай и шпарит себе по прямой сюжетной линии, никуда не сворачивают. А я пока про Павла говорил, про себя все рассказал -- как живу и как, и что. Все таки давно мы с Мышем не говорили, поссорились значит.
      А поссорились мы с ним из-за пустяка. Я ему письмо послал, а в заголовке написал: "Я люблю тебя, Мышъ". И подпись поставил: "Вуглускр". Пошутил я, стало быть. А Мышъ шутки не понял и обиделся. Вот мы с ним давно не разговаривали, а что разговаривать, когда дуемся друг на друга. Вот как дело было. А тут Мышъ первый не выдержал, пришел и помирился со мной. Ну еще бы, кто ему еще про Павлика расскажет.
      Рассказал я Мышу всяких новостей кучу, аж целую пачку сигарет мы с ним выкурили. Сигареты конечно за мой счет, ну да ладно, я не обижаюсь. Рассказал я ему, что Павлик теперь заслуженный собакострел. И он теперь как собачку пристрелит, себе на прикладе зарубочку делает, фильмов наверное насмотрелся про войну. Снайпером теперь себя называет.
      Поговорили мы еще с Мышем, сигареты кончились и Мышъ к себе домой, в Москву пошел. "Пойду спать, а то мне в ночь работать..." -- сказал он и ушел. Он же сторожем работает, следит что бы Москву не растащили на сувениры иностранные туристы. И правильно, разве на всех Москвы напасешься.

3. Ты накажешь его, Джет

      И что это я все время про Мыша и про Мыша? Рассказ то про Павлика. В принципе больше сказать мне про него и нечего. Единственное, до меня дошли слухи, что на Павлика Бог Собачий рассердился.
      Рассказывали мне, что Бог Собачий, стало быть, превратил Павлушу в большую собаку и эта собака с обрезом и в кожаной куртке, по ночам отстреливает хулиганов, которые пьяными домой возвращаются. Иногда, правда, и милиционера какого-нибудь заблудшего подстрелит, но это редко бывает. В основном Павлик не промахивается, все-таки школа старая сказывается.
      Конечно мало причин верить этим слухам, но однажды ночью я возвращался с работы. У меня номер газеты горел синим пламенем, вот я и задержался. Ну, да ладно. Иду я домой и вижу -- впереди, по темной улице, бежит собака на двух лапах. Большая такая собака, мордой почти до фонаря уличного достает. Бежит и воет страшным голосом, а в лапах обрез у нее, а на туловище вроде как косуха с заклепками. Заклепки блестят под светом фонаря, а собака на ходу обрез заряжает. Я уж, на всякий случай перешел на другую сторону и по над кустами, перебежками, дальше до дому побежал. Бежал и думал: "Нет, это наверное не Павлик, мало ли собак с обрезами по ночам можно встретить". Но тут среди воя стремного услышал я тоскливое слово: "БЕСПОНТОВО!"...
      Очнулся я уже дома. И не знаю что думать... Только вот маму Павлика жалко, кому она пампушки готовить будет? Бедная женщина...

      

ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ

      За окном ночь. А тут играет старый магнитофон:
      "А хороший автобус уехал без нас
      Хороший автобус уехал прочь"
      Он перегнулся через цинк подоконника и увидел себя в зеркале лужи. Плюнул, и отражение подмигнуло ему.

1. Начало

      -- Почему ты обиделся на них?
      -- На кого?
      -- На них, на пассажиров...
      -- Как на них можно обижаться? На самом деле их придумал я. А творец на тварей не обижается.
      -- Зачем ты придумал их?
      -- А зачем я придумал тебя, себя и вообще все? Просто так. Мне скучно. Я смертельно устал от скуки. И сначала было слово. И запах бензина. Дорога. И я.
      Да, сначала не было ничего. Потом появился Он. Блестящий. Он сам себя так назвал. Он был действительно блестящим. От него приятно пахло маслом и металлом. Он медленно плыл в пустоте. Он думал.
      И Он придумал.

* * *

      Потом он улыбался и смотрел на окружающий мир. Создал тварей по своему образу и подобию. Населил ими паутины дорог. Пришел человек. Встал на остановку маршрута і8. Дождался Его. Зашел по Его ступенькам. Сел в Его тело. Закрыл глаза и забыл себя.
      Так начался мир. Все что было тогда, до этого, все неправда. Так сказал Блестящий.

2. Сны о чем-то большем

      Так Он и катался по улицам города. Так Он и жил. Работал как все. Ночью ему снились пластиковые сны. Сны о длинной, прямой дороге, дороге к солнцу. Утром он просыпался от искры в свечах и никак не мог забыть о своих снах.
      Утреннее солнце слепило ему фары, когда он ехал по улицам. Но это было не то солнце. Не настоящее. Блестящий улыбнулся. Какие пустяки! Я переделаю мир. Я переделаю мир? Я придумаю все заново. Как все просто! Он засмеялся. Как ребенок. За свою жизнь Он видел детей. Много детей. У них были глаза. Они были похожи на Его фары. Такие же прозрачные, такие же светлые как пластиковое, зеленое солнышко. Солнце его снов.
      В эту ночь Блестящий впервые лег спать с чувством чего-то доброго на своей железной душе. В эту ночь Он изменит мир. Он изменит мир? Он его придумает заново.
      Утром он проснулся от искры в свечах. Выехал из ворот бокса. И замер. Ничего. Ничего не изменилось.
      -- Бля! Эта развалина меня достала!
      Шофер был прав. Блестящий уже постарел. Это тело износилось. Поддон проржавел в нескольких местах. Сердце работало в полсилы. Шофер был прав.
      -- Езжай, еклмн!
      Блестящий поехал. Но Он не видел куда он едет. Фары застилали слезы.
      Почему? Почему у меня не получилось? Мне страшно.

* * *

      А потом пришло успокоение. Мир это сложная штука. Надо не одну ночь для того чтобы его передумать. И Блестящий улыбнулся сквозь слезы.
      Прошла еще одна ночь.
      Вот еще одна и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще и еще...
      Тупик.
      Сначала Он пытался заметит какую-нибудь, пусть даже незначительную деталь, которая изменилась. Он смотрел на улицы города внимательно, стараясь ничего не пропустить.
      Тупик.
      Безысходная статичность убивала его. Он боялся сойти с ума. Это страшно когда Творец сходит с ума. Вмести с ним впадает в безумие весь мир. А Блестящий любил этот мир. Так как любит свою картину художник, так как любит свой стих поэт.

      Так любит своего ребенка мать. Так ребенок любит свою плюшевую игрушку. Так автовокзал любит свой страх. Так зажигалка любит свою искру. Так живодер любит свое ружье.
      Он боялся этого мира. Так как писатель боится своей книги, так как рыбак боится пойманной рыбы.
      Так тараканы боятся своей смерти. Так кошки боятся своих глаз. Так собаки боятся терновых венков из колючей проволоки. Так Акула боится Странника.

3. Киднэпинг

      Он понял. Блестящий понял.
      Смотрите. И не отводите ваших поросячьих глазок. Смотрите. Любовь ушла. Жизнь умерла. А еще умерла Мечта. Моя. Та которая жила у меня внутри. Та что заставила меня придумать.
      Он принял решение.

* * *

      Ночью Блестящий проснулся. Сам. Искры не надо. Осторожно выехал из своего бокса и свернул на главную дорогу.
      Подъехал к остановке и открыл двери.

* * *

      -- Сеня! Сеня, козел, вернись! Куда ты на ночь глядя? Ну и иди, иди пьянь. Чтоб тебя менты в трезвяк забрали! Чтоб тебя шпана зарезала! С глаз моих долой!
      Слова кирпичами падали на его сгорбленную спину. Он хлопнул дверью подъезда так, что два подростка, занимавшихся теорией размножения в подвале, на минуту перестали проводить свои занятия, но потом переглянулись и продолжили с еще большим рвением наверстывать обломанный кайф.
      Семен шел по пустым улицам города. Семен пинал прошлогоднюю листву и еле слышно матерился сквозь зубы.
      -- Дура! Какая ты дура! Я же люблю тебя. Ну выпил. Грех не выпить. Я же рабочий, блин, человек же я в конце концов. Убил бы. А она: "Ка-а-азел"! Тьфу. Вот уеду к бывшей. Прямо сейчас... На вокзал... И в поезд... Жаль автобусы сейчас не хо...
      На остановке стоял автобус с открытыми дверями. Автобус і8.
      -- Блин. Есть Бог на свете, -- Сеня подошел к двери водителя.
      В кабине никого не было. Семен вздохнул и, обойдя автобус, поднялся в салон. Плюхнулся на одно из задних сидений и прислонил лоб к холодному стеклу.
      -- Подожду здесь, может водила и добросит.
      Двери закрылись. Сеня обернулся, но никого не увидел. Автобус тронулся с места. Сеня поклялся больше не пить.
      Он больше не пил. Никогда.

* * *

      За месяц в городе пропало шестьдесят три человека. В сводках стандартно значилось: "Вышел из дома и не вернулся".
      Они все уходили из дома ночью. Они все не пришли домой.

4. Блюз последнего

      Блестящий больше не мог плакать. Он выплакал все масло которое смог. Как это могло случиться? Как?
      Ему даже перестал снится тот чудесный сон. Солнце. Дорога. Покой. Его заменил другой, нехороший.
      Он видел кошмары. Он видел кровь, боль. Он страдал от похмелья, хотя не пил ничего кроме бензина и масла. Он стал другим. Совсем другим. И самое страшное -- он понял, что ему не стать прежним.

* * *

      Блестящему опять снился УЖАС. Ему снилось, что он стоит очереди за колбасой. А рядом, оскалив зубы из желтого металла, стоит женщина величиной в полнеба и пытается ударить его авоськой. Потом у нее это получается и рыбий хвост торчащий из сетки хлещет его по лицу как противная, мокрая рука.
      Ну откуда у меня лицо, откуда? Я же не человек. Не человек!
      Блестящий ощупывает руками (ну откуда у меня руки!) лицо. И кричит. Громко. Так громко, что просыпается.
      Люди! Что вы наделали. Где ваши мечты. Мечты, ради которых я пожирал вас. Пожирал в надежде найти силу. Пожирал и все равно любил.

* * *

      Вы когда-нибудь ездили в автобусе в час пик? Конечно! Тогда вы знаете это ощущение. Когда вас пожирает толпа, вы становитесь ее частью и с удовольствием пожираете других. Это так эротично.
      Блестящий внезапно понял, что надо умереть. Умереть быстро. Сейчас. Прямо здесь. Уйти и не вернутся. Шестьдесят три тоненьких иголочки кололи Его прямо в мозг. Шестьдесят три пули просились наружу. Им было тесно внутри Его.
      Он запел песню. Во весь голос. Он взорвался плачем и смехом одновременно. Он заморгал фарами. Рычаг переключения скоростей вырвался из рук шофера. Рулевое колесо бешено закрутилось.
      Водитель сделал все что смог. Он пытался включить ручник, но рычаг тормоза рванулся обратно с такой силой, что плечевой сустав шофера выстрелил болью.
      Водитель пытался взять руль обратно в руки. Потом он сел прямо и вспомнил дочку. И закрыл глаза.
      А впереди вырастал из под земли памятник Вечно Живому. Вечно Живой протягивал руку вперед и хмурился. Вечно Живой знал, что сейчас будет.
      Постамент памятника вошел в корпус Блестящего как нож в масло.
      Взрыв был сильный. На полземного шара.

* * *

      Похоронили людей. Площадь привели в порядок. Вечно Живого увезли на переплавку, он сильно пострадал. А искореженного Блестящего хотели отвезти в Чермет но на полдороги бросили.
      Он не умер. Он продолжал быть. Творец лежал на обочине дороги, дожди вымывали кровь из его смятого в гармошку салона. Творец смотрел слепыми фарами на город. Он видел все. Он все помнил. Он помнил как началась ядерная война. Как пришла ядерная зима. Как вступила в свои права ядерная весна.
      А потом Он увидел приближающегося к городу человека. Человек подошел к Блестящему, сел, прислонившись к его боку, нагретому пластиковым солнышком. И уснул.
      Проспав полчаса, человек встал, перекинул за плечо ручной пулемет и посмотрел на Блестящего.
      -- Спи, старик. Я вернусь.
      Повернулся спиной к корпусу автобуса и зашагал прочь.
      Странник входил в город.

 

ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ

      "...А еще поздравляю тебя с началом третьей мировой войны на Марсе. Ну и желаю найти тебе свой глобус..."

1. Рисунки

      Свет падал в зал косыми. Косыми. И застывал паутиной в волосах детей. Липкой паутиной радостной весны. Дети показывали друг на друга пальцами и смеялись. Смехом обреченных. Дети снимали паутину друг с друга, скатывали ее в шарики, в комки.
      -- Дети, дети, будем рисовать! -- в зал зашла Огромная Женщина. Паутина растаяла. Тихо зазвенела.
      -- Дети, нарисуйте весну.
      Дети рисовали весну. Разорванную в клочья. Вставшую на дыбы.
      Огромная Женщина ходила вокруг детей. Огромная Женщина хотела спать. А еще Огромная Женщина хотела в туалет. Но туалет залило, а сантехник, сволочь, опять нажрался и не пришел.
      Огромная Женщина злилась. Подскальзывалась на ступеньках подъездов. Цеплялась за антенны, провода и телефоны. Металась в колодцах дворов. Темных беспричинных дворов. Длинной в вечность, высотой в смерть.
      Героически умирала в очередях. Одерживала победы в штурмах автобусов. Отступала с боями перед вечно пьяным мужем. Штурмовала детскую непосредственность на работе. Каждый день. Каждый день.

* * *

      Каждый день, это как музыка. Музыка, чернее которой только глаза. Глаза с вертикальными зрачками. Глаза. Музыка, которую слышно только тебе и мне. И, наверное, детям. Они закрывают лица ручками, перепачканными красками. Они раздвигают пальцы, смотрят сквозь эти щелочки, как в прицел оружия. И улыбаются. Говорят: "Ку-ку".
      Ку-ку. Твою мать! Ты помнишь твою мать? Ты уже не помнишь как ты был им? Маленьким засранцем. Смотрите, у него сопля висит под носом. Зеленая. Смотрите.
      Мама тянет тебя за руку. Иди, иди быстро как можешь. Не смотри. Кошки лежат на дороге. Забудь про них, мальчик. Иди, иди. Тебе еще долго идти. Всю жизнь.

* * *

      -- Дети, а теперь посмотрим, кто лучше всех нарисовал весну. -- Она улыбается, смеется вместе с детьми. Они окружили ее. Они смотрят на нее. "Ку-ку".
      Ку-ку. Черные тучи, черная земля и пластиковое солнышко заглядывает в окно. Заливает зеленым светом стол. Стоят люди. Палка, палка, огуречик.
      Это кто? Это ты и я и моя мама. А папа? А папа еще не пришел. Он не скоро придет. Его убили. На войне которая будет. Скоро? Да. Скоро. Скорее чем мы надеялись. А где весна? За окном. Весна. А почему солнце зеленое? Не знаю.
      Не знаю.

* * *

      Ку-ку. Кошечки. Неумелые руки, как смогли нарисовали. И зрачки величиной с с полземного шара. Много кошечек. И все смотрят мимо. Мимо.
      Это кто? Это ты и я и моя мама. Мы болеем. Правда? А чем? Нам плохо. Мы боимся. Кого? Нас. Сами себя? Да. Смотри, мы такие маленькие. Почему мы боимся? Разве должна быть причина? Это же страх. А где весна? У нас в голове. А почему? Не знаю.
      Не знаю.

* * *

      Ку-ку. Сгорбленный человек. Смотрит и плачет. Улыбается и снова плачет. Грязный и сморщенный. Старый и прошлый как снег. Прошлый как вода сквозь руки. Но зато всегда новый. Линованный морщинами как бумага.
      Это кто? Это ты и я и моя мама. Это мы потом. Здесь. Всегда. Как в кино. На белом квадратике. Во сне. Ты спи, не бойся. Только когда спишь, тогда ты есть. А где весна? Вокруг. Пенопластом рассыпается по нашим плечам и волосам. А почему? Не знаю.
      Не знаю.

2. Практически живые

      Господи, как хочется спать. Огромной Женщине хочется спать.
      Родители уводят детей. Дети поворачиваются и улыбаются. Машут руками.
      Ку-ку.
      До свидания. Да, Петя сегодня хорошо себя вел. И кушал хорошо. И спал спокойно. Не забудьте, завтра на прогулку в лес. Оденьте его потеплее. Он у вас молодец. Петя, покажи папе рисунок. Вот, смотрите. Правда здорово?! До свидания.

* * *

      В пустом зале холод пробирает до костей. Тихо. Волосы на голове исполняют танец змей. Пустота обнимает, целует. Сжимает в объятиях. Душит. И темными силуэтами на фоне окон выделяются неубранные игрушки.
      Огромная Женщина проходит по диагонали комнаты. Старается не смотреть в сторону игрушек. Доходит до фортепьяно и тут ноги подкашиваются. Сердце, словно издеваясь над ней, останавливается на мгновение. Подпрыгивает до самого н±ба, проваливается в желудок. И начинает снова перерабатывать. Перерабатывать все. Все что падает на плечи и волосы.
      Пенопластом. Как весна. Помнишь? Всю сладость и всю горечь прошедшего дня.
      В шейные позвонки словно насыпали песок. Раздается хруст и голова начинает медленно поворачиваться. ТУДА.
      Рука ищет опору. Огромная Женщина нащупывает полированную поверхность инструмента и тяжело опирается на него.
      Ей машет рукой котенок. Ей улыбается жираф. И плюшевый мишка подмигивает ей.
      Ноги подламываются под ней. Огромная Женщина падает на пол, видит в окне нарисованный пейзаж, зеленый свет слепит ей глаза. Она теряет сознание.

* * *

      Кошмар то какой, а? Ну и ну. Наверное давление. Да, точно давление. И голова болит. Надо идти. Домой.
      Игрушки. А что игрушки? Застыли как в немой сцене из сумбурного спектакля. Только одна из них как... Ну как живая что ли? Выделяется из всей массовки. Блестит пуговками. Милая собачка. С высунутым желтым язычком. Как будто дразнится. Ну и привидится такое...
      Схватила игрушку, оглянулась и засунула ее вверх ногами к себе в сумочку. Оглянулась. Не дай Бог, кто увидит. Скажут: "Дожилась. Уже игрушки у детей ворует". Да я завтра ее принесу обратно. Ну честно.
      Ну я пошла, баб Маш? Да нет, сегодня пораньше. Плохо себя чувствую. Да, наверное эти магнитные бури виноваты.

* * *

      И она поехала домой. Пересадка. Толкотня. Ругань. Остановки. Блестящий автобус наконец довез ее до дома. Вот он, стоит, возвышается над соседними домами. Закрывает собой здание автовокзала. Автовокзал, который видно в ее окно. Автовокзал, который закрывает все. На большой пыльный замок.
      Зашла в темный подъезд. Посмотрела в почтовый ящик. Пусто. Она уже третий год не выписывает газет. Денег нет. Тут бы досыта поесть. И никто не пишет.
      Уже третий год.
      Она подымается вверх. Преодолевает площадку за площадкой. Опять разболелась голова.
      И тут ее сумочка начинает дергаться и пихать ее в бок. Огромная Женщина вопросительно смотрит на нее и только через мгновение начинает кричать. Кричать громко и протяжно. А потом до нее доходит, что она только разевает рот. Как рыба на песке. Как певец под фонограмму.
      Она отшвыривает сумочку, та падает на пол и раскрывается. Оттуда выкатывается игрушка и, встав на задние лапы, вываливает свой желтый язык.
      -- Ну, ты чего? Больно.
      -- Я... я... я..., -- Огромная Женщина хватает сумочку и бежит наверх. Под облака. К себе в квартиру. Закрывается на все замки. Пьет валидол. Лежит без сна. Смотрит в окно. И незаметно для себя засыпает.
      Ей снилось пластиковое солнышко. А еще ей снилась собака, которая так и осталась лежать в подъезде у батареи.

* * *

      Утром она пошла на рынок. С опаской спускалась по лестнице и ожидала увидеть игрушку, которая будет укоризненно смотреть на нее.
      Но там стояла соседская девчушка. Стояла к ней спиной и что-то бормотала себе под нос.
      Неужели отец ее спаивать начал? Кошмар, у девочки горячка. Разговаривает сама с собой.
      И уже через минуту продолжала подсчитывать в уме, сколько ей надо денег для похода на рынок. Сколько денег? Сколько?

3. Свободная тема

      Выходные пролетели. Снова на работу.
      Дети и не заметили пропажу игрушки. Дети молчали, когда она вошла. Дети смотрели на нее и улыбались.
      -- Дети, сегодня рисуйте то, что вы хотите.
      С криками и визгами дети разобрали альбомные листы и карандаши. Высунув (желтые?) язычки, рисовали. Рисовали.

* * *

      Ку-ку. А это война. На Марсе. Это вот мертвый инопланетянин. Его убил наш солдат. А это вот наш танк. Он самый тяжелый. Такой тяжелый.
      Ку-ку. А это моя бабушка. Сидит и смотрит в окно. За окном (пластиковое?) солнышко. Бабушка уже умерла. Только она не знает об этом. Мы ей не сказали.
      Ку-ку. А это мальчик. Ему оторвало ножку. Ему больно. Он плачет. Он не слушал дядю-милиционера и играл на дороге. Ему больно. Только он не знает об этом. У него чешется пятка. На той ноге, которой нет.
      Ку-ку. А это вот глобус. Весь черный. Он горел. Но так и не смог сгореть совсем. Мне только черный карандаш достался. Вовка у меня красный отобрал. А то бы я нарисовал пожар еще. Я умею.
      Ку-ку. А это вы. У себя дома. Лежите на диване. Смотрите в потолок. Трогаете выцветшие обои рукой. И вы все знаете. Теперь вы все знаете. Все что знаем мы. Правда здорово?! Я бы еще солнышко нарисовал, но у меня зеленый карандаш Люська взяла. Вы ей скажите, чтоб она мне его вернула.

* * *

      Перед глазами картинки. Кружат хоровод. Правда здорово? Задержите дыхание. Не спугните его. Его -- новый мир. Прекрасный, новый мир. Прекрасные, новые мечты. Съеденные мечты. Но от этого еще прекраснее.
      Она лежит на диване и улыбается в потолок. Она гладит обои руками. Она чувствует пальцами трещины в стене. Какой восхитительный зеленый свет. Падает в окно. Ложится робкими мазками на пол. Еле заметный. Пока. Паутиной застревает в ее растрепанных волосах.
      Пора идти. Уже ждут.

4. Ода новому миру

      Она просовывает ноги в тапочки. Она медленно подходит к двери в подъезд. Она улыбается. Нет, она смеется. Как ребенок. Ребенок.
      Она спускается вниз, площадка за площадкой. Огромная Женщина почти плывет над заплеванным полом подъезда. Над дымом сигарет.
      Она выходит туда, на улицу.
      И тут что-то взорвалось. Оглушительно. Рядом. Отозвалось болью в барабанных перепонках.

      Бум. Взрыв был сильным, на полземного шара.

      А еще она успела увидеть синий бантик, улетающий в вечернее небо.

* * *

      Огромная Женщина подошла к корпусу автобуса.
      Останки кита. Кита, выброшенного на берег. Похоже, правда?
      Она провела пальцем по металлу. Выцветшая краска шелушилась и осыпалась. На корпусе оставался след. Как шрам. Как грязная дорожка от слезы.
      Огромная Женщина вздохнула и пошла. В пустыню. В ядерную весну, залитую зеленым светом пластикового солнца...

      

ИСТОРИЯ ПОСЛЕДНЯЯ

      И тут наступил конец света. Для нас двоих. И мы умерли. И вместе с нами ушли все те, кого мы придумали и для кого мы придумали все ЭТО. Честное слово, это было не больно. Ну почти не больно. Разве что капельку.

1. Неконституционная жопа

      Позвоните нам по телефону. Если у вас будет хоть минута свободного времени. Если у вас будет хоть капля терпения. Позвоните.
      И, когда вы позвоните, будет ночь. Слепая кошка ткнется мордой в окно. Ее нос смешно расплющится на плоскости холодного стекла. Она улыбнется. Я обещаю -- будет весело.
      Нам будет страшно, но мы все равно выйдем. Выйдем из себя. Начнем кидать стулья в окно. Может быть, будем кричать. А нас никто не услышит. Нас здесь уже не будет. Так что вы позвоните. Не откладывайте в долгий ящик. А то мы уже заждались.

* * *

      Так вот. Всякие наркотики тусовались в воздухе. Страхи метались и рвались наружу. Автовокзал распухал. Весело. Блин.
      А я вчера видел Клавку. Она летала в небе. Она пыталась догнать свой бантик. А он, дразня ее, подымался все выше и выше. Лети Клавка, лети, пока хватит сил.
      Так смешно. В этом городе полно привидений. Только их никто не видит. Я тоже.
      Так смешно. Жизнь жрет объедки. Сидит на корточках у мусорных баков и просит милостыню. Это действительно смешно.
      Что-то все так расплывчато. Непонятно. Наверное умирать не хочется.

* * *

      Ну да. Вспомнил.
      В одном учреждении города работали люди. Бегали туда-сюда по этажам. Бумажки всякие, отчеты-приказы, ведомости...
      А иногда люди замирали и смотрели на автовокзал. Замирали как охотничьи собаки в стойке. Носом по ветру. В глазах страх. А потом убегали. По своим делам.
      А автовокзал распухал. Как зрелый арбуз. Как голова с похмелья. Вот-вот лопнет.
      И люди смотрели в окна. Нервничали, курили. Сходили с ума. Некоторые незаметно, а некоторые очень даже...

* * *

      Где я? С кем это я? Ой! Ой ли? Какая досада. Солнце слепит глаза. Пластиковое. Зеленое. Доброе. Нужное. Где я? Какие чужие лица вокруг. Нервные пальцы. Тычут в лицо подстриженными ногтями.
      -- Смотрите, ему плохо.
      Плохо.
      С кем это я? И в голове мухи. Жужжат. Шепчутся о чем-то. Собираются в кучки. Обсуждают. Ой! Это ж-ж-ж-ж не к добру. И что им нужно от меня.
      Как тоскливо быть. Как тоскливо жить. Жизнь длиной в обеденный перерыв.
      -- Простите, а почем ваша карма?
      -- А можно пощупать?

      поллитра на поллитра как обычно как всегда вы что курса не знаете вашу мать какого хрена вы пристали не видите человеку плохо не видите мне плохо

      -- А мне вчера вот дохлую карму подсунули. Вся в пятнах и пахнет нехорошо.
      -- Да что вы?! Какой ужас. Какой беспредел в стране. Куда смотрит милиция.

      А милиция смотрит в небо. В небе жопа, на полземного шара. Непорядок. Жопа в небе -- это неконституционно. Этакая неконституционная жопа. Задница должна быть в штанах. Это у нас в законах написано. А ежели не написано, так напишем.
      Прыгают они, пытаются достать да жопы дубинками, да все не выходит. Входит отлично, а никак не выйдет.
      Так и торчит жопа, вся дубинками утыканная. Как плюшевый ежик.

      И тут наглым образом все это обрывается.

* * *

      -- Петр Николаевич, что с вами? -- Смотрит на него сотрудница. Губы цвета крови. И сама цвета мяса. -- Петр Николаевич, вы чего это?
      Он отрывает голову от стола, на полированной поверхности растеклась лужица крови. Красное море.
      Он не может открыть один глаз. Залило кровью.
      -- Сердце?
      -- Карма, Верочка, карма...
      -- Какая карма, Петр Николаевич? Вы о чем? -- Верочка делает испуганные глазки. Глазки получаются не очень. Она всплескивает руками и убегает в соседнюю комнату.
      -- Дешевая карма, Верочка -- кричит он ей вдогонку.

2. Чпок

      А потом за ним санитары приехали. Добрые, сильные и спокойные как былинные богатыри с картинки. Вкололи транквилизатор какой-то, спеленали как младенца и унесли. Туда. В бесцветное здание с серыми окнами. В бесцветное здание с видом на вечность. Вот оно как.
      Он сидел на кровати и ждал когда лопнет автовокзал. Раскачивался, пускал слюну в уголок рта и напевал еле слышно:
      "Я такой весь мягкий мягкий
      Как бумага как бумага
      Разложившийся по полкам
      В мандариновые сны"
      Слюна текла ручейком по его щеке, вниз к подбородку. Капли падали на простынь.
      Глаза бегали по стенам, по потолку и никак не могли вырваться на свободу.
      "Я больная птица счастья
      В жестяном лохматом небе
      Меня ловят браконьеры
      И на рынке продают"
      И думал. Думал. Надо позвонить. А кому? Куда? Надо.

* * *

      Ага. И тут все начали с ума спрыгивать. На ходу. Может тут. А может и везде. Откуда нам знать.
      Автовокзал распухает. Становится все больше и больше. Вот-вот лопнет. И что тогда будет, страшно подумать. Ну вы не отчаивайтесь, вы все узнаете в свое время. Всему свое время.

* * *

      Верочка так перепугалась сумасшедшего Петра Николаевича, что не вышла на работу на следующий день. Осталась дома.
      Включила телевизор. Выкрутила ручку громкости радио на всю. Зажгла свет во всех комнатах. В туалете. На кухне. В ванной. Она включила даже ручной фонарик.

* * *

      Свет. Вот это вещь. Он такой мягкий на ощупь. Такой уютный. И спокойный. Хорошо. Это так.
      Ах, как весело! Главное не оторваться от этого привычного мира. Надо смотреть телевизор, слушать радио. Цветные картинки на экране. Фигурки плоские как из бумаги.
      "Я такой весь мягкий мягкий
      Как бумага как бумага"
      И все будет хорошо. Верочка, не сдавайся. Верочка, не смей. Поговори с диктором. Он свой чувак, он поймет. Вот так. Смелее. Подойди к нему. Он хороший. Спокойно.
      Верочка села на ковер перед телевизором.
      -- Слушай, парень, я тут собралась с ума сходить, но ты не бойся, я постараюсь вести себя тихо.
      Диктор почесал переносицу, улыбнулся ей. Поднес палец к губам:
      -- Т-с-с-с, я сейчас закончу новости читать, подожди.
      Верочка замотала головой:
      -- Не могу, не могу я.
      -- Ну ладно, ладно, -- диктор наклонился вперед, его галстук вывалился с экрана внутрь комнаты, -- рассказывай.
      -- Ага. Слушай, я тут свет везде включила, он такой ласковый. Я правильно сделала, да?
      -- Да ну? Свет пожирает тебя, медленно и бесконечно. Свет дразнит тебя.
      Верочка отшатнулась.
      -- Свет входит в тебя как будто ты с ним занимаешься любовью. Это тебе так кажется, а он просто насилует тебя. И вообще, ты позвонила?
      -- Куда?
      -- Там же люди ждут звонка. Им пора уходить. К нам. Да и тебе. Пора. Выключи свет, дура.
      -- Да пошел ты.
      Ваза летит в телевизор. Диктор обижается и рассыпается осколками по ковру.
      Свет. В глаза. Становится больно. Ой, как больно.
      Верочка бежит на кухню. Бессмысленно обводит ее взглядом.
      Вилка. Лежит на столе. Красивая и совершенная. Верочка берет ее в руку и с победным воплем втыкает ее себе в глаз. В глаз с вертикальным зрачком. С зрачком кошки. С зрачком величиной в полнеба.
      Чпок.
      Вкусный звук. Вкусный крик.

3. Вот такая вот больница

      Взорвался он. Взорвался все-таки. И мертвый Акула улыбнулся.
      В этот момент Блестящий обнял Вечно Живого.
      В этот момент Клавка вылетела в окно в погоне за своим бантиком.
      В этот момент Огромная Женщина выходила из подъезда.
      В этот момент уже мертвая Верочка падала на пол кухни. И вилка гордо торчала у нее из глаза.
      В этот момент все кошки в мире улыбнулись.
      В этот момент мы пишем эти строчки.
      В этот момент зазвонил телефон. Это звонят нам.
      Мы улыбнулись -- совсем как кошки.

      "Я такой весь мягкий мягкий
      Как бумага как бумага
      Я такой весь чистый чистый
      Как бумага без чернил
      Надо мной летает ангел
      Он такой как будто добрый
      Он такой как будто светлый
      Он летает без причин"

      В общем, мы умерли. Все. Наши победили. Но это уже совсем другая история. Которую никто, никогда не напишет.

Hosted by uCoz